Рене Ризель «Советы и организация»
«Рабоче-Крестьянское правительство постановило: вернуть незамедлительно Кронштадт и мятежные суда в распоряжение Советской Республики.
Посему приказываю:
Всем, поднявшим руки против социалистического отечества, немедленно сложить оружие. Упорствующих обезоружить и передать в руки советских властей. Арестованных комиссаров и других представителей власти немедленно освободить. Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Советской Республики. Одновременно мною отдается распоряжение подготовить все для разгрома мятежа и мятежников вооруженной рукой.
Ответственность за бедствия, которые при этом обрушатся на мирное население, ляжет целиком на головы белогвардейских мятежников. Настоящее предупреждение является последним»
Троцкий, Каменев – ультиматум Кронштадту
«У нас один ответ на это: вся власть советам! Прочь руки от власти, руки, обагренные в крови погибших за свободу, за борьбу с белогвардейщиной, помещиками и буржуазией.»
Известия ВРК Кронштадта №6
За последние пятьдесят лет, с тех пор, как ленинисты свели коммунизм к «электрификации всей страны», как большевистская контрреволюция установила «советское» государство на могиле Советов, после того, как «Советы» потеряли всякое свойство «Рабочих», многие пролетарские восстания бросали кронштадтское требование в лицо кремлёвских господ: «Вся власть Советам, а не партиям»! Удивительная живучесть стремления к Рабочим Советам в течение этого полувека побед и поражений современного пролетарского движения теперь выдвигает Советы на новый путь революционной борьбы как единственную форму диктатуры пролетариата, как единственный трибунал, способный и вынести, и исполнить приговор старому миру.
Необходимо чётко определить суть Советов, не только развенчивая мифы социал-демократии, российской бюрократии, титоизма и беллаизма [Ахмед бен Белла – первый президент Алжира], но и признавая ущербность имеющейся практики советской власти, и даже неразвитость теоретических представлений у самих консилистов [council – совет]. Ограниченность и иллюзии первых Советов приводили их к гибели в той же степени, что и бескомпромиссное наступление правящего класса. Цель Советов – в объединении пролетариев в борьбе за обретение материальных и умственных средств изменения всех существующих условий, в том, чтобы рабочие стали хозяевами собственной истории. Они и могут, и должны организовываться исторически сознательно. Но они пока что не смогли преодолеть разделенности своих политических организаций и той идеологии, ложного сознания, которую они порождают и отстаивают. Кроме того, хотя советы делегатов, объединяя местные советы в федерацию и координируя их деятельность, и были естественными вспомогательными частями революционных процессов, но всё же общие собрания рядовых членов зачастую действовали всего лишь как собрания избирателей, а первый уровень совета (делегатов) уже стоял над ними. Вот уже пример разделенности внутри советов, и преодолеть эту разделенность можно только общими собраниями рядовых пролетариев в ходе революции, где делегат лишь выполняет их прямой наказ.
Кроме протосоветских элементов Парижской Коммуны, воспетых Марксом («она была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда» – Гражданская война во Франции) – элементов, видимых скорее в организации ЦК Национальной Гвардии, состоявшей из делегатов вооружённого парижского пролетариата, чем в избранной Коммуне, – известный петроградский Совет Рабочих Депутатов был первым проявлением организации пролетариата в революционной ситуации. Согласно данным Троцкого, в 1905г. 200000 рабочих направили своих делегатов в петроградский Совет; но его влияние распространялось далеко за пределы Петрограда, на множество других Советов, пользовавшихся опытом его постановлений и решений. Петроградский Совет непосредственным образом объединял рабочих со 150-и предприятий и включал представителей от 16-и профсоюзов. Ядро Совета образовалось 13-го октября, а 17-го уже утвердился исполком, который, по описанию Троцкого, «действовал в качестве министерства». Из 562-х делегатов в исполком вошли всего 31, 22 из которых были рабочими, делегированными коллективами с предприятий, а остальные 9 представляли тройку революционных партий (меньшевиков, большевиков и эсеров); представители партий имели совещательный голос, они не имели права голосовать. Но, несмотря на то, что делегаты верно служили своим местным рядовым собраниям, они явно отдавали львиную долю своей власти в руки исполкома-»министерства» – образ действия весьма парламентский . В исполкоме же «советники» от партий, несмотря на лишение права голоса, имели мощное влияние.
Как же зародился петроградский Совет? Судя по всему, способ его организации был выдвинут политически подкованными людьми из рабочей среды, теми, кто к тому времени уже принадлежал к той или иной группе социалистов. Троцкий ошибается, утверждая, что «одна из двух социал-демократических организаций в Петрограде инициировала образование автономных революционных рабочих управлении» (к тому же, эта «одна из двух» организаций, хотя бы признавшая новые образования в рабочей среде, была меньшевистской, а не большевистской). Всеобщая стачка октября 1905г. началась на Сытинской типографии в Москве, когда работники потребовали включения знаков препинания в оплачиваемую норму печатной работы. За ними последовали ещё 50 типографий, а 25 сентября типографы Москвы образовали Рабочий Совет. 3 октября «собрание рабочих депутатов от типографов, механиков, табачных работников и рабочих прочих предприятий приняло постановление о создании Совета московских рабочих» (цитата из Троцкого же). Отсюда ясно, что советская форма организации появилась произвольно в самом начале стачечного движения. Это же движение, после непродолжительного затишья, привело к историческому событию 7 октября, когда железнодорожники, начиная с Москвы, во время своей стачки начали спонтанно останавливать все составы.
В Италии же, движение Советов возникло в марте-апреле 1920г. в городе Турине, среди сосредоточенных там рабочих с заводов Фиата. Август-сентябрь 1919г. ознаменовался выборами во «внутренние комитеты» (соглашательские заводские комитеты, установленные в 1906г. для эффективного управления рабочими), и коренной их перестройкой в условиях социального кризиса, охватившего Италию в те годы. Комиссии начали объединяться в организации прямых представителей рабочих, а к октябрю «исполнительные комитеты заводских советов» уже представляли 30000 рабочих. Такая организация напоминала скорее собрание профсоюзных уполномоченных, с одним представителем на цех, нежели чисто совет, но показанный пример оказался заразительным, и движение не замедлило радикализироваться под влиянием фракции социалистической партии, главенствующей в Турине, и пьемонтских анархистов. Однако движению воспротивились профсоюзы и большинство социалистической партии. 15-го марта 1920г. советы начали стачку с захватом заводов и самостоятельно наладили производство. Стачка переросла во всеобщую в Пьемонте к 14-у апреля, а затем за несколько дней распространилась по всему северу Италии, в особенности среди железнодорожников и портовых грузчиков. Правительство направило военные корабли с десантом к Генуе, и после высадки десанта направило войска к Турину. Пока съезд союза анархистов принимал политику советов, враждебное большинство социалистической партии вместе с профсоюзами сумело подорвать стачку, полностью изолировав её. Когда 20000 солдат и полицейских осаждали Турин, партийная газета «Avanti» отказалась печатать призыв туринской организации. Стачка, которая могла бы начать восстание по всей стране, была побеждена к 24-му апреля. А что было потом – известно.
Однако стоить отметить, что, несмотря на относительную развитость этого малоизвестного движения в Турине (многие левые предписывают первые захваты фабрик французским рабочим в 1936г), оно содержало множество изъянов, касающихся и самих участников, и теоретиков того периода. Антонио Грамши пишет в «Ordine Nuovo»: «заводской совет представляется нам историческим началом процесса, ведущего к основанию рабочего государства» Анархисты умерили свою критику тред-юнионизма, утверждая, что движение советов должно послужить толчком к обновлению профсоюзов.
Однако, манифест туринских советов от 27-го марта 1920г. «К рабочим и крестьянам всей Италии», призывал к (несостоявшемуся) всеобщему съезду советов, и содержал основные пункты программы Советов: «в наступательной борьбе нужно сражаться атакующим оружием, а не оборонительным [обращено к профсоюзам, наречённым в манифесте "оборонительными органами... замороженными в бюрократической решётке" - прим. СИ]. Пора развивать новую организацию, противопоставляя её органам государства господ; она должна стихийно возникнуть на предприятии и объединить всех рабочих – ибо рабочие, как производители, порабощены чуждой им силой, и должны высвободиться из-под её гнёта… Это – зародыш свободы: зародыш общественного устройства, которое, быстро расширяясь, охватывая все сферы жизни, устранит угнетателя и посредника из мира экономики, и сделает вас хозяевами – хозяевами станков, труда, жизни…»
В Германии 1918-1919гг. большинство Рабочих и Солдатских Советов либо жестко подчинялись социал-демократической бюрократии, либо становились жертвами их манипуляций. Они терпели «социалистическое» правительство Эберта, опиравшееся тогда на Генеральный Штаб и Фрайкоры. Представленные Дорренбахом [немецкий революционер, выбранный матросами командир т.н. «Народной морской дивизии», убит белогвардейцами в марте 19г.] «Гамбургские Семь пунктов», поддержанные большинством на съезде Советов 16-го декабря в Берлине и призывавшие к срочному расформированию старой армии, замяли «народные комиссары». Советы стерпели измену, так же как стерпели внеочередные выборы в национальное собрание 19-го января, нападение на матросов Дорренбаха, и даже подавление мятежа спартакистов накануне выборов.
В Венгрии 1956г. Центральный Совет Рабочих Будапешта, созданный 14-го ноября и объявивший себя защитником социализма, требовал «отзыва всех политических партий с заводов», и в то же время ратовал за возвращение к власти Имре Надя и скорейшие свободные выборы. Правда, к этому времени Совет продолжал всеобщую забастовку, несмотря на подавление вооружённого восстания войсками СССР. Но венгерские Советы взывали к выборам ещё до вторжения; и значит, что теперь они стремились к восстановлению двоевластия, хотя остались лицом к лицу с армией СССР – уже единственной властью в Венгрии.
Осознание сути советской власти может родиться лишь из практики такой власти. Однако в деформированной внешними силами обстановке такая практика может сильно отличаться от ее мнимого восприятия самими членами совета. Идеология противостоит истине в усвоении практических уроков Советов, и проявляется далеко не только как открыто враждебная идеология или идеология определенных политических сил, желающих подчинить советы своей воле, но также и как идеология, дружественная Советам, – но которая ограничивает и искажает их в теории и практике. Чистый консилизм на практике обязательно станет враждебным Советам. Всегда существует опасность зарождения такой идеологии в организациях, принципиально поддерживающих власть Советов. Эта власть есть по сути организация революционного общества, и слаженность ее действий объективно формируется под давлением её исторической миссии; она в любом случае сталкивается с проблемой внешних сил – и враждебных, и дружественных – которые неизбежно вмешиваются в ее деятельность. Рабочие массы в Советах должны осознавать и преодолевать эту проблему. Как раз для этого важно изучать и развивать теорию, и черпать опыт из практики недеформированных Советов.
Как свидетельствуют ранее приведённые исторические примеры, идеология играет всегда роковую роль в Советах. Лёгкость первых побед всегда была лишь прелюдией второй фазы, когда контрреволюция разъедает Советы изнутри, когда они теряют связь с реальностью, и преследуют мираж, ведущий их к гибели, и своей гибелью только вдыхают новую жизнь в труп старого мира.
Социал-демократы и большевики были едины в стремлении сделать Советы лишь вспомогательным органом партии и правительства. В 1902г. Каутский, испугавшись спада авторитета профсоюзов среди рабочих, предложил рабочим определённых отраслей выбрать «делегатов, формирующих некий парламент, который может регулировать общие функции и заниматься бюрократическо-административными задачами» («Социальная Революция»). Идея иерархической системы представительства интересов рабочих, воплощенная в крайнем виде в парламенте, вылилась наиболее ярко в политике Эберта, Шейдемана и Носке. Что такая политика делает с Советами, было ярко продемонстрировано ещё 9-го ноября 1918г., когда социал-демократы подрывали независимую организацию Советов своим «Советом Рабочих и Солдат Берлина», состоящим из 12-и лояльных рабочих и нескольких своих лидеров с помощниками.
Большевистский же подход перешагнул через наивность Каутского и невежество Эберта. Он вырос на весьма радикальной основе – «Вся власть Советам!» – а созрел над трупом Кроншадта. В апреле 1918г. Ленин, составляя «Очередные задачи Советской власти», подлил масла в огонь тезисов Каутского: «Именно близость Советов к «народу» трудящихся создает особые формы отзыва и другого контроля снизу, которые должны быть теперь особенно усердно развиваемы. Например, Советы народного образования, как периодические конференции советских избирателей и их делегатов для обсуждения и контроля за деятельностью советских властей в данной области, заслуживают полнейшего сочувствия и поддержки. Нет ничего глупее, как превращение Советов в нечто застывшее и самодовлеющее. Чем решительнее мы должны стоять теперь за беспощадно твердую власть, за диктатуру отдельных лиц для определенных процессов работы, в определенные моменты чисто исполнительских функций, тем разнообразнее должны быть формы и способы контроля снизу, чтобы парализовать всякую тень возможности извращения Советской власти, чтобы вырывать повторно и неустанно сорную траву бюрократизма». Получается, что у Ленина Советы – не более чем вспомогательные группы, что-то вроде оппозиционных партий в буржуазных республиках, освещающие действия правительства снизу, сидящие под пятой партии и государственных профсоюзов. У Ленина Советы как Декартова душа – просто должна быть к чему-то прицеплена.
Грамши в «Ordine Nuovo» оправдывает Ленина демократическими вежливостями: «Заводские уполномоченные – единственные социальные (экономические и политические) представители рабочего класса, так как они избираются по всеобщему избирательному праву всеми рабочими на всех предприятиях. На разных иерархических уровнях эти уполномоченные представляют союз всех рабочих с каждой производственной единицы (бригады, цеха, союзы отраслевых фабрик, союзы городских предприятий, союзы промышленных и сельскохозяйственных отраслей района, округа, области, страны, мира); таким образом, система Советов становится правительством и руководящим органом общества». Теперь Советы уже просто инструмент для строительства «будущей Советской республики», под руководством партии, этакого необходимого посредника, заботящегося об этом будущем: «Коммунистическая Партия это инструмент и историческая форма процесса самоосвобождения, благодаря которому рабочие превращаются из исполнителей в начальников, из серой массы в предводителей и вождей, из мускулов в мысль и волю» («Ordine Nuovo», 1919г.) На деле, даже при внутренних колебаниях порядок Советкой власти может быть только таким: Советы – партия – государство. Дробление функций советов по признакам экономической, политической и социальной власти, как это делает группа Revolution Internationale [французская левокоммунистическая группа, впоследствии вошедшая в состав Интернационального Коммунистического течения] Тулузы, – это просто консилистский кретинизм, это все равно, что думать будто тебя отпидорасят только вполовину, если ты будешь сжимать булки.
После 1918г. австро-марксисты разработали свою идеологию в соответствии с их реформистской позицией. Макс Адлер в своей книге «Демократия и рабочие советы» рассматривает Советы как инструменты рабочего самообразования, которые могут покончить с разделением на управленцев и исполнителей и сформировать однородное общество, способное обеспечивать устойчивость социалистической демократии. Но далее он признаёт, что наличие определённой власти у Советов не гарантирует никакой революционности: для этого большинство членов Советов должно быть однозначно настроено на использование этой власти для преобразования общества. В дальнейших своих рассуждениях, Адлер – сторонник узаконенного двоевластия, нелепой теории, которая никогда не может быть осуществлена, так как постоянно подготавливает революцию, но всегда оставляет ее на «завтра» – упускает то, что сама революция есть вершина самообразования пролетариата. Однородную власть Советов и всех их членов, этот мотор для развития слаженного функционирования советских структур, идей, решений заменить нельзя; и в поисках способа замены Адлер додумывается до удивительно идиотского правила: «право голоса в выборах в Советы должно даваться по признаку членства в социалистических партиях».
Помимо социал-демократических и большевистских представлений о Советах, содержавших слишком много от Эберта и прочих троцких, идеология самих Советов, представляемая прошлыми и некоторыми сегодняшними консилистскими организациями, содержала слишком мало общих собраний и императивных мандатов. Почти все Советы, известные истории, кроме аграрных коллективов Арагона в Испании, считали себя всего лишь «демократически избранными комитетами», и даже будучи на гребне революционной волны, когда они располагали абсолютной исполнительной властью и наделяли ею мандаты делегатов, а вся их практика противоречила их идеологии, они официально держались за свою «мягкую и пушистую» идеологию.
Только обширная историческая практика, из которой рабочий класс сможет ощутить и осуществить все свои способности, укажет на конкретные действующие способы организации Советской власти. С другой стороны, основная задача революционеров – определить хотя бы общие принципы организации Советской власти, которые образуются рано или поздно по всему миру. Этот текст (и все последующие за ним), благодаря разработке гипотез и возрождению фундаментальных требований революционного движения, может дать толчок к настоящей низовой дискуссии, приближающей нас к истине. В этой дискуссии не будут участвовать только те, кто отказываются рассматривать проблему в таких понятиях, те, кто молятся на анархистскую «спонтанность» и отказываются признавать любую форму организации, кто всё ещё смотрит на мир сквозь заблуждения из прошлого – шаманы анархии, рабочие, попутанные троцкистскими сектами, и нищие студенты, не способные уйти от большевистской партийной схематики. Ситуационисты, несомненно, являются сторонниками организационного принципа – само существование ситуационистской организации доказывает это. Те же, кто говорят, что согласны с тезисами Ситуационистского Интернационала, приписывая при этом нам некий «спонтанеизм», просто не понимают наших текстов.
Организация необходима именно потому, что она не есть конечная цель и не может полностью обеспечить ее достижение. Вопреки словам мясника Носке насчёт берлинских событий 6 января 1919г., народные массы не «потеряли власть над Берлином к полудню» из-за того, что «говорунов» было в избытке, а «сильных вождей» не хватало (как раз с организацией проблем не было), а потому, что организация заводских Советов не достигла достаточной автономии, чтобы суметь обойтись без «сильных вождей» и внешних вспомогательных организаций. Прискорбный пример барселонских событий мая 1937г. это подтверждает: вооружение в ответ на сталинскую провокацию прошло моментально, указывая на мощнейшую организацию и потенциал для автономии; но повиновение приказу анархистских министров о сдаче указывает, что автономии все же явно не хватало. В будущем степень автономии снова будет определять судьбы Советов.
Будущие Советы должны как минимум признать и учесть «Минимальную ясность революционных организаций», принятую 7-м съездом Ситуационистского Интернационала. Поскольку задача Советов будет в достижении власти Советов, несовместимой ни с какой другой властью, то неучёт ситуационистской «ясности» или даже чисто абстрактное согласие с ней пойдёт против их главной задачи, подорвёт само их существование. Не абстрактное, а практическое согласие с «ясностью» должно проявиться в горизонтальных отношениях внутри групп и секций; в отношениях между этими группами и с другими автономными группами; в развитии революционной теории и общей критики существующего строя; и, наконец, в постоянной критике собственной практики. Поддерживая единую программу и практику, они должны отказаться от разделения единого движения на разные организации (партии, профсоюзы).
Несмотря на красоту истории Советов, все прошлые Советы, сыгравшие ключевую роль в классовой борьбе, принимали разделение движений по политическому, экономическому и социальному признаку. Одной из немногих старых партий, достойных изучения по вопросу Советов, была Коммунистическая Рабочая Партия Германии (KAPD). Она приняла консилистскую программу, но, взяв на себя задачи пропаганды и теории – «политобразование масс», – оставила задачу объединения революционных фабричных организаций в руках Всеобщего Рабочего Союза Германии (AAUD), сильно роднясь здесь с традиционным синдикализмом. И хотя КРПГ отвергала ленинистский партийный авангардизм, как и парламентаризм с синдикализмом КПГ (Коммунистической Партии Германии), группируя вместо этого вокруг себя массу политически сознательных рабочих, она, тем не менее, не вышла за рамки старой иерархической модели партийного авангардизма с профессиональными революционерами и наёмными агитаторами. Отход от этой модели (в особенности от разделения политических организаций и революционных заводских организаций) в 1920г. привёл к расколу в AAUD и образованию AAUD-E («E» значит Einheitsorganisation – Единая Организация). После раскола, новая организация стремилась перехватить политобразовательную работу у КРПГ, и одновременно с этим хотела руководить рабочим движением: по этому замыслу, объединённые ею фабричные организации должны были при революционной обстановке превратиться в Советы и взять на себя управление обществом. Однако и здесь новый лозунг Рабочих Советов был смешан со старыми заклинаниями революционного синдикализма: фабричные организации автоматически превратятся в советы, если все рабочие в них вступят.
Ни к чему хорошему это не привело: в 1921г. восстание подавили, и большинство рабочих бросило борьбу, разочаровавшись в неудаче. AAUD было лишь вторым именем КРПГ, а AAUD-E видела спад революции в потере своих членов. Теперь они были просто хранителями консилистской идеологии, все более и более оторванной от реальности.
Эволюция КРПГ к терроризму и тенденция AAUD к ведению одной лишь экономической борьбы привели к расколу между фабричными организациями и партией в 1929 году. В 1931г. трупы AAUD и AAUD-E объединились в страхе перед подъемом нацизма. Революционные элементы перегруппировались в КСРГ (Коммунистический Союз Рабочих Германии), и эта сознательно немассовая партия оказалась единственной во всём движении советов, которая не стремилась взять на себя экономическое (или экономико-политическое в случае AAUD-E) обустройство общества. Она просто призывала рабочих к созданию автономных групп, и предлагала помощь в их координации. Но было уже поздно – в 1931 революционное движение уже умерло.
Полоумным приверженцам старой анархо-марксистской вражды стоит напомнить, что CNT-FAI – своим мертвым грузом анархистской идеологии и безудержным «освободительным» воображением – была братом-близнецом марксисткой КРПГ в способах организации. Так же как и КРПГ, Федерация Анархистов Иберии представляла собой политическую организацию сознательных испанских рабочих, а НКТ – аналог Общего Рабочего Союза Германии – планировало взять на себя управление будущим обществом. Ополченцы из ФАИ, пролетарский авангард, пропагандировали в массах анархизм, а НКТ занималась объединением рабочих в синдикаты. Но есть и отличия от германского прецедента, в первую очередь идеологические. Во-первых, ФАИ не рвалась к власти, но хотела лишь влиять на политику НКТ. Во-вторых, НКТ действительно объединяла рабочий класс Испании. 1-го мая 1936г., за два месяца до революционной бури, самую смелую и прекрасную революционную программу принял съезд НКТ в Сарагосе. Затем её частично приводили в жизнь анархосиндикалистские массы, пока их вожди погрязали в министриализме и соглашательстве. Благодаря сутенерам рабочих масс Оливеру, Бланко, Монтсени, либертарное движение, однажды уже воспринявшее анархо-траншейничество князя Кропоткина, наконец достигло исторической вершины своего идеологического абсолютизма: государственного анархизма. В своей последней исторической битве анархизм был вознагражден, он увидел, как весь тот соус, что был содержанием его бытия, был брошен ему в лицо: Государство, Свобода, Личность и другие заплесневелые ингредиенты с заглавных (capital) букв для этой идеологической похлебки; а рабочие и крестьяне тем временем бились как бы за спасение его чести и при этом неизмеримо обогащали опыт мирового рабочего движения, сражаясь по всем фронтам с буржуазией, фашизмом и сталинизмом, закладывая основы настоящего коммунистического общества.
Некоторые организации часто притворяются невидимыми. Таким способом они избегают любой необходимости пояснения своей сути и платформы, на которой они объединяют людей (абстрактно называя их всех «рабочими»), избегают отчетности неформального руководства перед остальными членами организации, и любое теоретическое изыскание или организационное предложение автоматически объявляют вредным. Например, группа «Informations et Correspondance Ouvreres» пишет в 1969г.: «Советы – это стачкомы, преобразованные под влиянием внешней обстановки и требований борьбы в их диалектической связи. Любая попытка заявить о необходимости создания Рабочих Советов в любой момент борьбы будет ничем иным, как консилистской идеологией, бытующей в некоторых профсоюзах, в Объединенной Социалистической Партии или среди ситуационистов. Но сама концепция Советов несовместима с любой идеологией». Эти люди явно не знают, что такое идеология – их собственная идеология отлична от других только лишь своим трусливым эклектизмом. Сами они слышали (может у Маркса, а может от самих ситуационистов) что идеология – это плохо, и обличают как идеологию любую (PSU или ситуационистскую – неважно) теоретически весомую работу, от которой сами бегут как от огня. И использование модных словечек вроде «диалектика» и «концепция» никак не спасает их от туповатой идеологии, свидетельство которой явно выступает в приведённой цитате. Если полагаться на «концепцию» советов или на практическую (без)деятельность ICO для «изгнания идеологии» из настоящих Советов, то ожидать можно только худшего – история не даёт повода для подобного оптимизма в этом отношении. Более совершенная форма Совета может появиться только из все более сознательной борьбы и из борьбы за сознательность. Рисуемый группой детерминистский образ ответа стачкомов на «внешние требования», в котором автоматически возводится Совет точно в нужное время (и упаси бог кто-нибудь захочет это обсудить), полностью не принимает во внимание опыт восстаний нашего века, где обстановка столь же легко подавляла или позволяла манипулировать советами, сколь легко их и порождала.
Лучше похоронить эту детерминистскую фантазию, глупую карикатуру на естественную науку, в которой пролетарская революция для нас ничем не отличается от пятен на солнце. Советы должны быть сформированы, но они должны быть противоположностью генеральных штабов, которые заставляли бы советы действовать по приказу. Ибо в действительности, несмотря на развитие открытого социального кризиса, которому положило начало движение захватов предприятий, и обнадеживающий рост количества протестных выступлений по всему миру, от Италии до Советского Союза, понадобится ещё много революционных ситуаций и опыта, прежде чем Советы окрепнут в своей организации и смогут существенно и независимо влиять на революционные процессы. И хотя глупо играться с концепциями Советов, создавая их преждевременные пародии и дискредитируя Советы в глазах многих людей, но всё же Советы укрепят свои позиции в будущем, только располагая сознательными сторонниками и развитой теорией.
В отличие от Совета как постоянной основной единицы (непрерывно отправляющей новых делегатов и перетряхивающей старый состав своих делегатов), т.е. общего собрания, в котором все трудящихся с одного предприятия (фабричные и цеховые советы) и все жители городского района (совет улицы, двора) должны принимать участие, Совет как организация должна подбирать членов в соответствии с их желаниями и возможностями – в целях гарантии собранности и исправности своего демократического механизма. А эффективность самих Советов гарантирована только абсолютностью и независимостью советской власти, тем, что Советы устраняют всю прочую власть и сами решают всё. Практический опыт есть то пространство, в котором люди учатся сознательному действию, в котором они «реализуют философию». Безусловно, большинство людей в таких условиях будут ошибаться, совершая множество мелких ошибок и не успевая их исправить. Но это не страшно, ибо само осознание господства над судьбой и осознание абсолютной ответственности за последствия каждого решения укажет, как избегать ошибок и как их исправлять.
Действующее равенство в решении каждого вопроса и исполнении каждого решения будет в Советах не пустым лозунгом и не абстрактным требованием. Понятно, что члены Совета не будут одинаково способны во всем (ясно, например, что рабочий пишет грамотнее любого студента). Но от того, что в своей совокупности Совет будет располагать всеми необходимыми способностями, никакая иерархия личных качеств не подорвёт действующую демократию. Одно только членство в Совете или провозглашение идеального равенства не вознесёт людей, даруя им красоту, ум и изобилие; это выполнит только сам их потенциал к красоте, уму и изобилию, свободно развиваясь в Игре, имеющей единственно подлинный смысл: разрушении старого мира.
В будущих рабочих движениях коммунисты Советов не будут избираться в стачкомы; напротив, они должны поддерживать низовую самоорганизацию рабочих в ее преобразовании в общие собрания, в рамках которых будет определяться тактика борьбы. Для этого необходимо хотя бы осознать абсурдность проекта «главного стачечного комитета», который выдвигали некоторые наивные участники событий красного мая 1968г. Реализация такого проекта в 1968г. подорвало бы движение масс к автономии ещё быстрей, чем это случилось на самом деле – почти все стачкомы были тогда в руках сталинистов.
Потому что невозможно составить один план на все случаи жизни, и потому, что один шаг Советов стоит дюжины консилистских программ, в данный момент весьма трудно точно сформулировать теорию взаимодействия консилистских организаций и Советов в революционной обстановке. Отдельная консилистская организация уже чертит линию между собой и пролетариатом. В момент уничтожения всех разделений консилистские организации должны перестать действовать как отдельная от целого часть. Даже при наличии различных партий и групп, враждебных советской власти, существующих за счёт свободы собраний при советской власти, отдельные организации должны влиться в Советы. Хотя, конечно, сомнительно, что все консилистские организации прекратят отдельное существование, как только появится советская власть, как того хотел Паннекук. Консилисты должны действовать в Советах именно как консилисты, а не формально распускать свои организации, чтобы затем перегруппировываться вне Советов и пытаться манипулировать общими собраниями. Таким образом им же будет легче противостоять бюрократам, шпионам и штрейкбрехерам, которые неизбежно будут просачиваться в Советы. Будет легче противостоять и мнимым Советам, вместе с открыто реакционными «Советами» (например, Советами полиции), которые так же неизбежно возникнут. Они смогут действовать так, что общая власть Советов не признает такие образования и их делегатов. Внедрение в другие организации, будучи в противоречии с целями советских организаций, своим проявлением подтолкнёт их к запрещению двойных членств. Как уже говорилось, все трудящиеся на предприятии (или хотя бы те, кто принимает общие правила Игры) должны участвовать в Совете. Вопрос, впускать ли в Совет «тех, кого вчера стоило вышвырнуть с завода за шкирку»(Барт), будет решен только на практике.
В итоге судьбу консилистской организации решит лишь слаженность её теоретической и практической деятельности, а также её способность стать полностью независимой от внешних сил и устранить любую внешнюю Советам власть. И дабы сразу упростить дело, лучше вообще не принимать во внимание кучу консилистских псевдоорганизаций, состряпанных студентами и «профессиональными революционерами», а считать организацию консилистской только в том случае, если она состоит, скажем, на 2/3 из рабочих. Да и то, такая пропорция скорее уступка, и ключевые съезды Советов, на которых делегаты не снабжены императивными мандатами, должны состоять как минимум на 3/4 из рабочих. В общем, прямая противоположность 1-му съезду РСДРП.
Не следует рассматривать это как уступку рабочизму в любой его форме. Все вышеизложенные рассуждения подразумевают, что рабочие в массе своей «ощутили и поняли диалектику», что и потребуется от неё при практике советской власти. С одной стороны, рабочие были и будут главной силой, способной разрушить механизм существующего общества и перестроить его на новой основе. А с другой, хотя консилистские организации не должны отчуждать от себя некоторые категории пролетариев, в частности интеллигенцию, ограничение её сомнительного стремления к главенству остаётся важной задачей. Задачей, выполняемой не только проверкой и анализом революционности интеллигентов во всех аспектах жизни, но даже и сведением их численности к минимуму в Советах.
Советы не могут церемониться с другими организациями, если те не последовательны в борьбе за пролетарскую автономию. Советы должны не только освобождаться от пут партий и профсоюзов, но и должны пресекать всякую попытку извне к ограничению их роли. Советская власть либо абсолютна, либо она ничто. Средства победы Советов уже и есть их победа. С помощью рычага Советов и точки опоры тотального отрицания зрелищно-товарного общества мы сдвинем Землю.
Победа советов – не венец революции, а её зарево.
Перевод с английского Никиты М. |