НОВОСТИ / ТЕКСТЫ / ПЕРИОДИКА / ФИЛЬМЫ / ИЗОБРАЖЕНИЯ / ПЕРСОНАЛИИ / ОРГАНИЗАЦИИ / МЕРОПРИЯТИЯ / ИЗДАНИЯ / БИБЛИОГРАФИЯ / ССЫЛКИ
Ги Дебор, Жиль Вольман «Методика détournement»Всякий разумный человек в наше время знает очевидный факт, что искусство не может быть более названо ни высшей деятельностью, ни даже компенсирующей деятельностью, которой можно было бы посвятить себя с честью. Причиной этой деградации совершенно точно является развитие производительных сил, которое требует иных производственных отношений и новой жизненной практики. На этапе гражданской войны, в которую мы вовлечены, и в тесной взаимосвязи с направлением, которое мы разрабатываем для появления новых типов высшей деятельности, мы полагаем, что все известные средства самовыражения соединятся в единый стиль пропаганды, охватывающий все стороны социальной реальности в их непрестанном взаимодействии. Существует несколько противоречащих друг другу мнений относительно форм и самой сущности просветительской пропаганды; мнений, в большинстве своем, вдохновленных одной из форм модной ныне политики реформизма. Достаточно сказать, что с нашей точки зрения, предпосылки революции, как на культурном, так и на чисто политическом уровне, не просто созрели, но уже начали подгнивать. Речь идет не только о возвращении в прошлое, которое является реакционным; даже «современные» культурные цели являются крайне реакционными, поскольку они зависят от идеологических формулировок старого общества, чья агония длится по сей день. Экстремальное новшество является единственной исторически оправданной тактикой. Литературное и художественное наследие человечества должно быть использовано в партизанских пропагандистских целях. И речь идет не о банальном провоцировании скандала. Поскольку отрицание буржуазной концепции гения и искусства уже порядком устарело, Мона Лиза с пририсованными усами1 является не более интересной, чем оригинальная версия картины. Нам необходимо довести этот процесс до точки отрицания отрицания. Бертольд Брехт, рассказывающий в недавнем интервью еженедельнику «France-Observateur», что он сделал купюры в ряде классических театральных постановок, чтобы усилить их воспитательный эффект, гораздо ближе, чем Дюшан, к тем революционным результатам, к которым мы призываем. Однако, следует заметить, что в случае с Брехтом, эти полезные изменения сильно ограничены его неуместным уважением к культуре, которое требует правящий класс, тем самым уважением, которому учат и газеты рабочих партий и начальные школы буржуазии, и которое приводит к тому, что даже самые красные муниципалитеты рабочих пригородов Парижа предпочитают видеть на гастролях Народного национального театра пьесу «Сид», а не «Мамашу Кураж». Необходимо полностью уничтожить любые представления о частной собственности в этой области. Появление новых необходимостей отменяет любую значимость ранее «великих» работ. Они становятся препятствиями, опасными привычками. Вопрос не в том – нравятся они нам или нет. Мы должны их преодолеть. Любые элементы, независимо от того, что является их источником, могут быть использованы для создания новых комбинаций. Открытия современной поэзии в области аналогичной структуры образов показывают, что при совмещении двух объектов, не важно насколько сильно отстраненных от оригинального контекста, между ними обязательно формируется новая связь. Самоограничение до самостоятельного подбора слов – не более чем условность. Слияние двух чувственных миров или объединение двух независимых выражений вытесняет оригинальные элементы и производит синтетическую организацию большей эффективности. Использовать можно всё что угодно. Очевидно, что творец не ограничен лишь исправлением работы или сборкой разнообразных фрагментов устаревших работ в новое произведение; позволено также изменять значение этих фрагментов любым способом, оставляя идиотам рабское корпение над "цитированием". Подобные методы часто использовались для достижения комического эффекта. Но такой юмор – результат противоречия, чьё существование заранее полагается неизменным. Поскольку мир литературы от нас также далёк, как и пещерный палеолит, подобные противоречия не кажутся нам смешными. Потому необходимо представить такой пародийно-серьезный уровень, где накопление реверсированных элементов (далёкое от целей вызвать возмущение или смех ссылкой на оригинальные работы) выразит наше безразличие к бессмысленному и позабытому оригиналу и позволит выйти на более высокий уровень. Лотреамон продвинулся настолько далеко в этом направлении, что он по сей день оказывается частично не понят даже самыми преданными поклонниками. Несмотря на очевидное применение такого метода к языку теории в «Поэзиях», где Лотреамон, основываясь на максимах Паскаля и Вовенарга, стремится свести умозаключения путём непрерывной концентрации к единой максиме; некто Виру2 вызвал значительное удивление три или четыре года назад, окончательно доказав, что «Песни Мальдорора» являются одним большим détournement, основанным, главным образом, на работах Бюффона3 и других исследованиях по природоведению. Тот факт, что авторы газеты «Фигаро», как и сам Виру, смогли увидеть в этом возможность принизить Лотреамона, и то, что другим казалось, что они должны защищать Лотреамона, восхваляя его дерзость, лишь свидетельствует о старческой немощи этих двух лагерей маразматиков, находящихся между собой в придворной борьбе. Такой лозунг как «плагиат необходим, он подразумевается прогрессом» до сих пор не понят многими, как и известная фраза, о том, что поэзию «должны творить все». Помимо творчества Лотреамона, чье столь преждевременное появление позволило ему избежать по большей части заслуженной критики, тенденции détournement, которые можно распознать в современных выражениях, являются в основном бессознательными или случайными; лучшие образцы могут быть найдены скорее в рекламной индустрии, нежели в загнивающем искусстве. Для начала мы можем выделить две основные категории реверсированных элементов, вне зависимости от того, сопровождалось ли соединение элементов внесением изменений в оригинал или нет. Это незначительный détournement и обманчивый détournement. Незначительный détournement – это détournement элемента, который сам по себе не представляет ценности, и который потому черпает свои смыслы из нового контекста, в который он помещен. Например, вырезки из газет, банальная фраза или посредственная фотография. Обманчивый détournement, также известный как détournement предыдущего предложения, наоборот, имеет в своем основании некоторый действительно значимый элемент, который меняет свой смысл под влиянием контекста. Например, лозунг Сент-Жюста или эпизод фильма Эйзенштейна. Объемные работы, созданные по такой методике, будут состоять по большей части из одной или более последовательностей незначительных и обманчивых détournement. Теперь можно сформулировать несколько принципов использования détournement. Элементом, реверсированным наиболее сильно, является тот, который наиболее ярко способствует общему впечатлению, а не те элементы, которые непосредственно определяют природу этого впечатления. Например, в метаграфии4, посвященной Гражданской войне в Испании, фразой с наиболее глубоким революционным смыслом, является фрагмент рекламы губной помады: «красивые губы – красные». В другой метаграфии («Смерть J.H.») 125 рекламных объявлений о продаже бара выражают самоубийство лучше, чем посвящённая ему газетная статья. Искажения, вносимые в реверсированный элемент, должны быть максимально упрощены, поскольку основное действие détournement связано с сознательным или полубессознательным воспоминанием оригинальных контекстов этих элементов. Это общеизвестный факт. Отметим лишь, что эта зависимость от памяти предполагает необходимость выявления целевой аудитории до совершения détournement; это лишь частный случай общего закона, который регулирует не только détournement, но и всякое иное действие в мире. Идея о подлинной, незамутненной экспрессии мертва; она лишь временно существует в виде пародии, пока наши остальные враги также еще живы. Чем ближе détournement по своей форме приближается к рациональному высказыванию, тем менее он эффективен. Это справедливо по отношению ко многим максимам, реверсированным Лотреамоном. Чем более очевиден рациональный характер высказывания, тем более оно становится схожим с обычной остроумной колкостью, использующей слова оппонента против него самого. Естественно, это не ограничивается рамками устной речи. Именно поэтому мы возражали против проекта наших товарищей, предлагавших реверсировать антисоветский плакат фашистской организации «Мир и свобода»5 (на котором поверх флагов западных держав был написан лозунг «с единством прибудет сила») добавив снизу надпись «с коалициями прибудет война». Détournement путём простого переворачивания «с ног на голову» является всегда самым очевидным и наименее эффективным. Например, Чёрная месса противопоставляет созданию обстановки, основанной на христианской метафизике, создание обстановки по той же системе, на основе реверсированных (и, таким образом, сохраненных) ценностей этой метафизики. Такие перевёртыши, однако, могут быть не лишены прогрессивного смысла. Например, Клемансо (по прозвищу «Тигр») может стать «Тигром, по прозвищу Клемансо». Из изложенных выше четырех законов самым важным является первый, чьё применение универсально. Остальные три практически применимы только к обманчивым détournement. Первыми видимыми последствиями повсеместного использования détournement, помимо возросшей силы революционной пропаганды, станут: возрождение многих плохих книг, что станет возможным благодаря участию множества безымянных авторов; все более обширные трансформации фраз и пластиковых фигур, которые бывают в моде; и прежде всего, простота производства, намного превосходящая по количеству, разнообразию и качеству автоматическое письмо, которое так давно нам наскучило. Détournement ведет не только к открытию новых граней таланта, но и к лобовому столкновению со всеми правовыми и социальными условностями; оно не может не оказаться мощным культурным оружием на службе реальной классовой борьбы. Дешевизна производства делает détournement тяжелой артиллерией, которая пробивает Китайскую стену разума. Оно является реальным средством пролетарского эстетического воспитания, первым шагом к литературному коммунизму. Идеи и творения в области détournement могут свободно множиться. На данный момент мы ограничимся демонстрацией некоторых непосредственных возможностей в разных сферах коммуникации – при осознании, что все эти отдельные сферы имеют значение только в связи с сегодняшними технологиями, и они стремятся слиться в высшем синтезе по мере развития этих технологий. Помимо различных возможностей непосредственного использования реверсированных фраз на плакатах, музыкальных альбомах или в радиопередачах, две основные области применения реверсированной прозы – метаграфии и, в меньшей степени, ловкие извращения классической формы романа. У détournement целых романов практически нет будущего, но во время переходного периода могут быть предприняты отдельные попытки такого рода. Подобные détournement станут лучше, если их будут сопровождать иллюстрации, чья связь с текстом не будет очевидна с первого взгляда. Несмотря на связанные с этим неоспоримые трудности, на наш взгляд, будет возможно сделать поучительный психогеографический détournement на основе романа Жорж Санд «Консуэло», который, украшенный подобным образом, мог бы возродиться на литературном рынке под каким-нибудь безобидным названием вроде «Жизнь в пригороде», или даже под реверсированным названием «Потерянный патруль». (Было бы целесообразно повторно использовать таким образом названия старых фильмов, чьи пленки рассыпались в пыль под действием времени, или тех фильмов, что отупляют молодежь в киноклубах). Метаграфическое письмо, вне зависимости от того, сколь устаревшей может быть его пластичная форма, представляет наиболее богатые возможности для реверсирования прозы, как и других подходящих объектов или изображений. Составить мнение на этот счет можно на основе проекта, задуманного в 1951 г., но впоследствии заброшенного по причине нехватки финансовых средств для реализации, который представлял собой машину для пинбола, сделанную таким образом, что игра света и более-менее предсказуемые траектории движения шара создавали метаграфически-пространственную композицию, называвшуюся «Тепловые ощущения и желания людей, проходящих мимо ворот Музея Клюни примерно через час после захода солнца в ноябре». С тех пор, конечно, мы уже поняли, что ситуационистко-аналитическое исследование не может развиваться научно за счет подобных проектов. Финансы, однако, всё еще годятся для менее амбициозных целей. Очевидно, что в области кинематографии détournement может достичь наибольшего эффекта, и, таким образом, наибольшей красоты. Силы киноязыка настолько обширны, и отсутствие координации этих сил настолько очевидно, что практически любой фильм, превышающий по качеству ничтожную среднюю отметку, может предоставить предмет для бесконечной полемики среди зрителей или профессиональных критиков. Лишь конформизм подобной публики мешает ей обнаружить столь же значимые достоинства и столь же вопиющие недостатки в самых худших фильмах. Чтобы развеять эту потешную путаницу ценностей, мы можем рассмотреть кинокартину Дэвида Гриффита «Рождение нации»6 как один из наиболее важных фильмов в истории кинематографа из-за использования в нём множества новаторских решений. С другой стороны, это расистский фильм, а потому абсолютно не достоин быть демонстрируемым в его нынешнем виде. Но его тотальный запрет мог бы показаться ошибочным с вторичной, но, возможно, более важной, кинематографической точки зрения. Гораздо лучше было бы реверсировать весь фильм целиком, возможно, даже без перемонтажа, путем замены звуковой дорожки на осуждающий рассказ об ужасах империалистической войны и действиях Ку-Клус-Клана, продолжающихся в США и по сей день. Такой крайне умеренный détournement, в конечном счёте, является ничем иным, как моральным эквивалентом реставрации старых картин в музеях. Но большинство фильмов достойно лишь быть разделенным на фрагменты для составления новых работ. Очевидно, что подобное преобразование существующих фрагментов кинолент будет сопровождаться добавлением других элементов: как музыкальных и живописных, так и исторических. Хотя всё кинематографическое фальсифицирование истории до сей поры было подобно шутовским реконструкциям Саши Гитри7, можно было бы сделать так, чтобы Робеспьер перед казнью сказал: «несмотря на многочисленные испытания, мой опыт и величие моих целей убеждают меня в том, что всё хорошо»8. В этом случае détournement греческой трагедии позволил нам возвеличить Робеспьера, но мы можем представить себе и принципиально иной, неореалистический эпизод - у стойки придорожного бара один дальнобойщик со всей серьезностью обращается к другому: «раньше мораль заключалась в книгах философов, а мы положили её в основу государственного управления»9. Как можно видеть, подобное сопоставление подсвечивает идею Максимилиана, идею о диктатуре пролетариата. Свет détournement распространяется по прямой линии. По мере того, как новая архитектура, как нам кажется, начнёт своё развитие со стиля экспериментального барокко, архитектурный комплекс (под этим понятием мы подразумеваем динамичную обстановку в сочетании с поведенческими моделями), вероятно, реверсирует существующие архитектурные формы, и, в любом случае, будет физически и эмоционально использовать все виды реверсированных объектов: аккуратная расстановка кранов и строительных лесов заменит несуществующую скульптурную традицию. Это шокирует лишь наиболее фанатичных поклонников садов во французском стиле. Говорят, что на старости лет, Д’Аннуцио, этот фашистский чмошник, держал в своем парке носовую часть истребителя. Если забыть о его патриотических мотивах, то эта идея оказывается не лишенной своего очарования. Если détournement распространится до урбанистической реализации, не так уж много людей останутся незатронутыми точным воссозданием в их городе целых кварталов другого города. Жизнь никогда не может быть слишком запутанной, détournement подобного уровня может сделать её воистину прекрасной. Названия, как мы уже видели, сами по себе являются основным элементом détournement. Этот вывод проистекает из двух общих наблюдений: во-первых, что все названия являются взаимозаменяемыми, а во-вторых, что они играют решающую роль в некоторых жанрах. Все детективные романы из «Черной серии»10 необычайно схожи между собой, и лишь постоянная смена названий позволяет удерживать значительную аудиторию. В музыке название всегда оказывает большое влияние, хотя его выбор зачастую ничем не оправдан. Было бы недурно внести окончательную правку в «Героическую симфонию»11, назвав её, например, «Ленинской симфонией». Название сильно способствует реверсированию произведения, но реакция на произведение по его названию неизбежна. Таким образом, можно широко использовать конкретные названия, взятые из научных публикаций («Прибрежная биология морей умеренного климата»), или из публикаций на военную тему («Ночной бой мелких подразделений пехоты»), или даже разнообразные фразы из детских книг с картинками («Красивые пейзажи приветствовали путешественников»). В заключение, мы должны вкратце упомянуть о некоторых аспектах того, что мы называем ultradétournement – тенденций по использованию détournement в повседневной жизни. Жестам и словам могут быть присвоены иные значения, как это делали на протяжении всей истории из практических соображений. Тайные общества в древнем Китае использовали крайнюю тонкость условных знаков для выражения множества форм социального поведения (способ расстановки чашек, питья, цитирования стихов, прерываемого на условленных строках). Необходимость в тайном языке, в паролях неотделима от стремления к игре. В конечном счете, любой знак или слово подходит для того, чтобы быть превращенным в нечто иное, даже в полную свою противоположность. Роялистских боевиков в Вандее называли Красной Армией за использование ими омерзительного изображения Святейшего сердца Иисуса в качестве своего символа. В ограниченной области лексики политической войны это выражение было полностью реверсировано через сотню лет. Помимо языка, те же методы можно использовать для реверсирования одежды, со всем присущим ей сильным эмоциональным значением. Здесь мы снова увидим, что понятие маскировки тесно связано с игрой. Наконец, когда мы окажемся на уровне создания ситуаций – конечной стадии всей нашей деятельности – каждый сможет реверсировать ситуации, целенаправленно изменяя то или иное определяющее условие. Методы, которые мы вкратце рассмотрели, представлены не как наше собственное изобретение, но как широко распространенная практика, которую мы предлагаем систематизировать. Сама по себе теория détournement мало нас интересует. Но мы обнаруживаем ее взаимосвязь практически со всеми конструктивными аспектами пре-ситуационистского переходного периода. Таким образом, её обогащение через практику представляется необходимым. Мы откладываем развитие этих тезисов на более поздний срок.
Перевод Степана Михайленко |
against modern webdesign, 2015 - 2022